Мастер Ле Нин
Записки просветлённого

Драматические сцены из жизни Владимира Ленина

Сцена I. Вечный покой

Ночь, зима, Красная площадь. На зубцах кремлёвской стены сидит выводок филинов и зловеще ухает в такт бою курантов. Известный американский журналист Такер Карлсон крадётся к дверям мавзолея с кожаным саквояжем в руках. Ровно в полночь он вынимает из саквояжа отмычку и проникает в мавзолей. Филины ухают изо всех сил, взлетают со стены и кружатся над мавзолеем.

Сцена II. Жертвоприношение

Предбанник мавзолея. Пусто, темно, сыро. Открываются наружные двери, входит, оглядываясь, Такер Карлсон. Двери немедленно закрываются, сами собой вспыхивают факелы на противоположной стене. Карлсон вынимает из саквояжа глиняные таблички и начинает читать заклинания по-древнеаккадски. Слышится скрежет, вой, низкочастотные отвратительные и вызывающие ужас шумы. Карлсон дочитывает последнюю табличку, достаёт из саквояжа чёрного петуха и перерезает ему горло. Жертвенной кровью он рисует на противоположной стене пентаграмму.

Факелы погасают с чудовищным смрадом. Стена, на которой нарисована пентаграмма, растворяется. С другой стороны виден залитый солнцем кабинет Ильича в Горках. Поют птицы, свежий майский ветер колеблет занавески, скрежет и вой прекращаются. За столом, обтянутым зелёным сукном, сидит Ильич и приветливо машет Карлсону рукой. Стол завален глиняными табличками, покрытыми клинописью. Карлсон делает глубокий вздох и переступает порог в кабинет. Яркая вспышка.

Путешествие в Москву (отрывок)

На приёме в нашем посольстве, посвящённом празднику побиения либерала, как-то зашёл разговор о различии народной веры и государственной. Если первая осуществляется большей частью публично и служит успокоению и удержанию в порядке народных масс, то таинственные и мрачные обряды второй служат как бы основой не только государственного строя, но, если можно так выразиться, физической ткани реальности. Услышав такое занимательное начало, я выразил желание посетить один из таких обрядов, если, конечно, это будет дозволен непосвящённому иностранцу.

Чиновник, начавший разговор о народной и государственной вере, на секунду задумался:

- Непосвящённые убеждены, что соблюдение Государственной тайны имеет целью сохранение тайны от людских глаз, каковые будто бы способны нанести ей непоправимый вред. Нет ничего дальше от истины! Государственная тайна соблюдается так ревниво, потому что лицезрение её способно нанести вред душевному равновесию и даже здоровью непосвящённых.

Путешествие в Москву (отрывок)

Второй по важности праздник называется государственным фестивалем. Он справляется ровно через два месяца после описанного мной ранее обряда, известного как день космонавтики. Считается, что за прошедшее время пепел космонавта утрачивает значительную часть своей магической силы, и для защиты общины от напасти требуется вмешательство государства.

Празднование начинается у здания уездной администрации. Ещё до рассвета там собирается большая толпа местных жителей, одетых в соответствующее случаю платье. Мужчины, несмотря на тёплое время года, надевают небольшие круглые шапки и короткие куртки, имеющие название бомберов. Женщины также выбирают для фестиваля лучшие в своём гардеробе наряды: одни приходят в спортивных штанах с тремя полосками, другие - в кожаных или дерматиновых юбках, третьи - в раскрашенных в подражание леопардовой шкуре синтетических блузах.

Путешествие в Москву (отрывок)

...В одной из областей Центральной России мне довелось наблюдать престранный обычай. Спустя три недели после весеннего равноденствия жители нескольких деревень съезжаются на большую поляну посреди леса. И лес, и поляна считаются священными. Их окружают проволочный забор и небольшой ровик, а на воротах висит череп собаки и какие-то угрожающие надписи, смысл которых я не смог разобрать. В обычное время въезд в лес запрещён, но в день совершения обряда он наполнен людьми.

Первыми на поляну приезжают мужчины. Ещё затемно они начинают валить лес, чтобы сразу после рассвета приступить к строительству узкого и очень высокого сруба. Сруб этот не четырёхугольный, как сруб обычной избы, а представляет собой правильный восьми- или даже десятигранник, в зависимости от мастерства плотников. Сверху сруб венчает остроконечный шатёр, а снизу он подпирается несколькими каморами с наклонными внешними стенками, по-видимому, выполняющими роль контрфорсов. В верхней части сруба прорубается окно, а под ним пишется краской надпись "СССР".

Учитель Ле Нин был мастером западного дзен. Глубоким погружением в тайные практики он достиг долголетия, о котором мечтали даосские мудрецы, и, имитировав собственную смерть в расцвете политических сил, отправился в путешествие.

Давно стали землёй ученики Стао Ли, считавший себя повелителем круга земного, и его жалкий подражатель Во Вань, и только беспокойный Ле Нин продолжает бродить по свету, являясь смертным во снах и предсказывая будущее.

Однажды зимняя буря застигла Ле Нина в горах. Целый день скитаясь среди снега и грохочущих камнепадов, к вечеру он набрёл на заброшенный город. Ветер выл за стенами старого дома, в котором мудрец нашёл себе временное пристанище, и бросал снег сквозь сквозящую дырами крышу. Ле Нин расчистил угол от снега и увидел, что пол густо усеян человеческими костями и обломками черепов.

Император Во Вань сидел на террасе своего императорского дворца и слушал пение придворного евнуха. Евнух восхвалял доблести императора и поносил ничтожество его противнинов. Он был необычайно искусен в своём деле, соловьиные трели его нежного голоса проникали в самую душу, и Сын неба размяк в кресле, как бы придавленный собственным величием. Евнуха звали Му Звон.

Неожиданно появился начальник дворцовой стражи, Зо Лот. Зо Лот был умственно отсталым, и за это особенно ценился Во Ванем: такой начальник стражи не был способен организовать против него заговор.

Зо Лот развернул принесённую им бумагу и, с трудом разбирая каллиграфически написанные иероглифы, прочёл:

— Сын неба, Верховный император, Правитель мира! Некто, именующий себя Волшебник Холодных Лесов, осмелился выступить против Сына неба. Он уже возмутил отдалённейшую из провинций и теперь двигается к столице.

— Что! — возмутился Во Вань. — Какой-то проходимец осмелился выступить против Сына неба, а ты, дурак, читаешь мне письма, вместо того чтобы принести голову этого возмутителя спокойствия.